— Ты хочешь уйти от меня, Пар? — спросил Ифтах. Ошеломленный, он опустил голову.
— Тогда в пустыне, — задумчиво сказал он, — когда я убил камнем парня, требовавшего назад своего слугу Дардара, ты понял меня сразу.
— Расскажи мне, что ты сделал, Ифтах! Скажи мне, зачем!.. — снова потребовал Пар.
Ифтах знал: если он расскажет другу об ужасном искуплении, которое наложил на него Господь, Пар останется с ним. Но он не хотел сочувствия от людей. Даже — от Пара. Он сам справится со своей клятвой и с Господом. Он приказал Пару уйти.
Он должен был, наконец, найти в себе мужество и сообщить Яале свою тайну. Ифтах назначил ей встречу в ущелье северных гор. Eё угнетало, что он рассердился, когда у ворот Мицпе она вышла ему навстречу. Теперь, взволнованная, полная доверия к нему, она ждала, что он скажет.
Он видел, как уверенно она шла рядом с ним и понимал, как сильно он eё любит. Больше, чем Ктуру, больше, чем себя самого, больше, чем власть и всю славу на свете. Он не мог поднять на неё нож. Он возьмет eё за руку, eё и Ктуру, и уйдет в самую далекую пустыню. Но и в пустыне не спрячешься от Господа. Бог поднимется со своей горы Синай, догонит его, где бы он ни был, и скажет: «Я услышал твою клятву и даровал тебе победу, а ты клятвопреступник. Где твоя жертва?» И Господь задушит его и всех его близких.
Здесь, в окрестностях Мицпе, повсюду были поля, пастбища и загоны для скота, и им пришлось идти очень долго, пока они добрались до леса, где могли спрятаться и поговорить. Ифтах видел безмятежное, светившееся внутренним светом лицо своей дочери, видел, как она всей душой наслаждалась его близостью, и понимал, что и она любит его не меньше, чем он ее. Ему в голову пришла поговорка, услышанная когда-то от старого Толы: «Нельзя убить льва, если он тебя не любит».
Яала обстоятельно рассказывала о своих маленьких тайнах. Победа отца eё не ошеломила. С тех пор как он спросил, хочет ли она ехать с ним в Рабат, она знала, что он будет вести войну против Аммона и что он побьет врага тогда и там, где захочет. Поэтому она сложила стихи в честь его победы ещё до битвы.
Ифтах вслушивался в eё детский, немного ломавшийся голос. Видел eё глаза. Сколько жизни было в них! Внезапно из его груди вырвался стон, он начал рвать на себе платье, бить и царапать грудь.
— О, дочь моя, — вымолвил он, наконец, — сколько горя ты приносишь мне своей красотой и любовью! Твоя любовь погнала тебя мне навстречу, ты пела для Господа и для меня, и вот теперь Бог хочет заполучить не только твою песню. Что за страшный Бог — этот Господь!
Яала растерянно посмотрела ему в глаза. Она слышала его слова, но не понимала их смысл. Затем до eё сердца дошло, что он оплакивал eё и ей предстоит что-то ужасное. Бывало, она жадно наблюдала за ранеными, умиравшими животными, видела, как из зверя вытекали кровь и жизнь, и испытывала сострадание к ним. На этот раз она сама стала таким животным. Eё охватило страшное, мучительное чувство. Смертельно бледная, она сползла с пня, на котором сидела, и закрыла смуглые веки.
Ифтах гладил eё руки до тех пор, пока к ней не вернулось сознание. Она посмотрела на него с улыбкой, сжавшей его грудь, и попросила:
— Дай мне еше немного полежать, отец, а потом скажи мне все, если хочешь.
Он сидел рядом с ней и держал eё за руку. А eё снова охватило то страшное, мучительное чувство, которое только что опрокинуло eё на землю. Но к нему уже примешивалось смутное чувство радости, ожидания чего-то приятного. Она ещё не могла подобрать слова, чтобы выразить его, но была уверена, что они будут страстными, торжественно-возвышенными. Ифтаха тоже охватило какое-то ужасное и сладостное переживание. Оно было туманным, призрачным, и он точно знал, что ему никогда не выразить его словами.
— Теперь говори, отец мой, прошу тебя, — нарушила молчание Яала.
И Ифтах, как мог, рассказал ей о битве, о том, как она сначала склонялась к победе, затем обернулась поражением и бедой, о том, как он дал клятву, а Господь eё принял, и как Бог вылетел из ковчега, вдохнул в него и его людей удесятеренные силы…
Яала внимательно слушала. Она задумчиво качала головой, взвешивая, соглашаясь, понимая. Торжественная, чудесная радость светилась на eё лице, и она сказала:
— Всем своим существом восхваляю Господа! Он очень милостив ко мне, потому что благосклонен к тебе, а я — твоя плоть и кровь.
Она доверилась отцу и открыла ему то, что до сих пор скрывала в своем сердце. Эмин был eё очень хорошим другом. Бог послал Эмина, чтобы спасти ее. Однако он хотел, чтобы она пришла в его постель, и если и не говорил об этом, то взгляд и все его поведение выражали это достаточно ясно. Это пугало ее.
Когда она высказывала тайны своего сердца, в ней нарастало возвышенное чувство. Она не была о себе высокого мнения. Она по-настоящему жила, когда пела. Или когда могла ощущать себя частью своего отца. Но если она окажется в постели с мужчиной, если она своим дыханием и жизнью будет питать его радость, то тогда, — она твердо это знает — она потеряет свой дар. И теперь Господь в своей милости посылает ей спасение от этого страха. Она счастлива, что объединяется с Богом, что eё кровь вольется в его кровь и придаст Ему новые силы.
— Господь наградил тебя способностью волновать людей голосом и взглядом, — промолвил Ифтах, — а теперь Он хочет ограбить меня и забрать тебя к себе… Да ещё лишает тебя того, что присуще каждой женщине и доставляет ей радость!