Разум подсказывал Ифтаху, что Шамгар прав. Ни один воин не потерпит оскорблений, которые он нанес Ерану, и тем более — надменные люди Эфраима. Если он сейчас не сгладит ситуацию, без причины и нужды спровоцирует новую войну, войну с гораздо более могущественным союзом врагов, войну против Господа. Но если он теперь унизится перед эфраимитом, его слава и победа будут запачканы также, как лежавшее перед ним его измятое, искривленное, исцарапанное знамя. Он попросил Ерана убраться из страны и не отменит свое решение.
— Прекрати важничать! — негромко, дрожащим от гнева голосом оборвал он Шамгара. — Разве я вам приказывал приводить через реку хвастливых эфраимитов? Ты и твой Авиам своими хлопотами все мне только испортили!
Удивленный Шамгар с трудом владел собой.
— Ифтах, брат мой, — продолжал заклинать он, — не подвергай опасности свою победу! Предотврати междоусобную войну детей Израиля! Не допусти, чтобы эта ссора переросла в воину с Эфраимом!
— Хватит! — окончательно потерял терпение Ифтах. — Всем известно, что ты — трус! Замолчи и не раздражай меня!
Шамгара действительно переполнял страх. Вот он стоит перед Ифтахом, и не может противостоять неукротимой самоуверенности этого человека. Но он не должен думать о себе, сейчас важно предотвратить братоубийственную войну в Израиле. И он справился с собой.
— Ты должен поблагодарить Ерана, — упрямо твердил он. — И ты сам это знаешь. Он пришел сюда как посланец Господа, чтобы принести тебе победу. Оскорбив его, ты оскорбляешь Господа.
В предупредительном жесте Ифтах вытянул руку.
— Мне следовало бы наказать тебя, как я это однажды уже сделал, горячился он. — Но ты привез ковчег на поле боя. И я пощажу тебя.
Ифтах поднял с пола свое знамя, угрожающе помахал им перед Шамгаром.
— Убирайся прочь! — закричал он.
В эту ночь Ифтах с самим собой держал военный совет.
Если уж он не попросил прощения у Ерана, он должен был бы, по крайней мере, вернуться на юг, чтобы принудить царя Нахаша, на стороне которого больше не было никакого Башана, к битве и заставить его подписать мир. Эфраимитам потребуется месяц или даже больше, чтобы подготовиться к нападению, и до этого срока ему надо было покончить с аммонитами.
Но он чувствовал, что-то мешает ему. Ифтах не снялся с места и оставался на берегу реки Ябок у Пенцеля. Единственное, что он заставил себя сделать — послал гонца к художнику Латараку с просьбой изготовить ему новое знамя.
Еран разбил лагерь у Бет-Набы, маленького местечка к югу от Ябока, по дороге в Мицпе. Очевидно, он не думал возвращаться до тех пор, пока Ифтах не признает его доли участия в победных торжествах. Шамгар тоже оставался в районе Ябока. Он продолжал вести переговоры с эфраимитами. Еран объявил, что готов забыть нанесенное ему оскорбление, если Ифтах пригласит его вместе с ним прибыть в Мицпе.
Разум Ифтаха требовал принять условие Ерана. Оно не было дорогим искуплением за допущенную Ифтахом грубость. Гнев и досада разъедали рассудок Ифтаха. Он ничего не ответил на предложение Ерана. Наоборот, вопреки всем военным соображениям, решил остаться на Ябоке до полнолуния. Тогда истечет срок, установленный эфраимитам. Он и сам не знал, что сделает, если они не покинут страну. До полнолуния оставалось три дня.
— Эфраимиты ещё не выступили? — поинтересовался Ифтах у своих людей.
— Нет, господин судья и главнокомандующий, — ответили ему.
Ифтах снял лагерь, возможно, с намерением двигаться в Мицпе. Но остался в районе Ябока и поселился в палатке на плоской, высокой вершине холма у Цафона, возвышавшегося над дорогой на Мицпе и бродом через Иордан. За день до полнолуния он в присутствии Эмина снова спросил у своих людей:
— Эфраимиты ещё не ушли? И получил тот же ответ:
— Нет, господин судья и главнокомандующий… Оставшись наедине с Эмином, он забегал взад и вперед, полный бессильного гнева.
— Я обещал им защиту до полнолуния, — сквозь зубы процедил Ифтах. — Но что я буду делать потом?.. Их надо убить, как диких зверей, которые угрожают стаду.
Ифтах словно не видел Эмина, он метался, как тигр в клетке и разговаривал как будто бы сам с собой. Однако Эмин заметил в его глазах маленькие зеленые огоньки и почувствовал — Ифтах обращался к нему, Эмину, своей «правой руке», Ифтах дал ему это почетное имя… «Их нужно убить, как диких зверей»… Эти слова застряли в груди юноши.
Утром после полнолуния многие палатки в лагере Ифтаха на холме у Цафона опустели. Опустела и палатка Эмина. Ифтах видел это. Прохаживаясь по лагерю, он никого ни о чем не спрашивал. С высоты холма он смотрел на дорогу в Мицпе, на брод через Иордан.
Между тем Эмин в ночь полнолуния вызвал из лагеря Ифтаха надежных людей, большей частью тех, которые состояли в войске с первых лет его формирования. Быстрым маршем отряд прошел к Бет-Набе, лагерю Эфраима. Когда рассвело, он вошел в палатку Ерана.
— Тебе приказано, — сказал он и выставил вперед подбородок точно, как Ифтах, — оставить страну. Установлен срок. Он прошел.
— Я подчиняюсь только приказам моего командующего Тахана, — ответил Еран. — Он послал меня спасти вас от аммонитов. Я сделал это. Когда я смогу отвезти моему командующему причитающуюся от вас благодарность, я вернусь назад за Иордан.
— Если ты немедленно без разговоров не снимешь свои палатки и не перейдешь через реку, — сказал Эмин, — причитающуюся благодарность получишь от меня.